Исповедь канцелярского стола


      Впервые я увидел свет холодным декабрьским вечером. Света не было, поэтому столяр Еременко тащил меня в цех «Готовой продукции» вперед ногами. Несмотря на легкое смещение внутренних ящиков, я был счастлив, ведь родился в стране, в которой за столом решаются все вопросы от личных отношений до судьбы Отечества. Иные полагают, что живут в эпоху людей и машин, и заблуждаются. Наше время столов и людей. Едва научившись держать голову, меленький человечек попадает за стол и спустя десятилетия часто делает за столом же свой последний вздох с ручкой, ложкой или рюмкой в руках. Едва научившись стоять на ногах, новый стол начинает служить человеку и служит ему, пока не рухнет, подмяв под себя усталые ножки свои на не поджатые ножки своего хозяина. Некоторые из людей так срастаются со столом, что как бы образуют единое целое. Их называют «столоначальниками», хотя правильнее бы было именовать столовыми наборами.
     Мой «первенький» был неказист, плешив, мелок. Но в нужный момент кричал так, что документы на мне с перепугу скручивались в трубочку, а карандаши в панике заползали под папки. Меня любил, наверное, понимал - это он у меня первый, а я у него последний. Следил за тем, чтобы тетя Маша не ставила горячий кофе без подставки, подчиненные не поцарапали лак зубами при ударах головой о поверхность, а посетители не размазывали слёзы в не отведенных для этого местах.
      Строг был как демон, но справедлив. Взяток не брал, сами давали. Никакой работы не боялся. Остальную работу, кроме «никакой», перекладывал на подчиненных. Деньги не любил, но терпел, скорее даже переносил……… в дипломате, с работы в неизвестном направлении. Чутьем обладал звериным, портрет вождя на стене менял за день до смены самого вождя.
      Я платил ему ответным чувством, относился как к родному отцу, которого не помню, но в цехе рассказывали, что дуб был очень крепкий. Но и дубы ураган выворачивает с корнем. Свалили и моего. Кого? Ну ни отца же конечно. Ушел гордо, в дверях повернулся, постоял минуту с высокоподнятой над плинтусом головой, плюнул в сердцах в кресло, но попал в тетю Машу и ушел.
      Новый всё перевернул в моей жизни и в моём кабинете. На второй день меня уже тащили в неизвестном направлении. Навстречу двигалась суровая действительность в лице новенького импортного стола нездоровой желтой расцветки. Я открыл все свои ящики и орал, что есть мочи: «Караул! Что же вы творите, это же туфта, гнусная подделка под натуральный стол! Картон и прессованные опилки, пустое бездушное вещество с красивым названием! На что тратите казенные деньги! Он же развалится после первой же «оперативки»! Я же ограничен и естественен, из всего природного и натурального, а у того одна фурнитура!» но этот заграничный гад делал вид, что не понимает по-нашему. А люди? Что люди, они ведь умеют слышать только себя.
      Но это был лишь первый шаг к пропасти. Устроили меня не так уж плохо. Зам. Начальника оказался душка душкой. Всем мило улыбался, ни с кем не ссорился, но в среднем ящике стола собирал докладные для шефа на подчиненных. Зато в нижнем ящике всегда пахло хорошим коньячком и шоколадными конфетами и не только пахло. Работы не боялся, завалил меня папками так, что ножки поскрипывали и «доскрипелись» до того, что последний квартальный отчет завалил меня на правый бок. Как я не манипулировал на своих пошатнувшихся ногах, но грохнулся неудачно, подмяв под себя подарочный канцелярский набор, переписку с министерствами, чай с лимоном и самого «зама».
      В отделе меня приняли хорошо. Люди и столы там были разных возрастов и мест происхождения, но всех сближало общее несчастье – работа. В предпраздничные дни все собирались вместе и до позднего вечера мы ломились от шампанского, потом водки, потом пива, потом опять шампанского и пива, а также гренок со шпротами и домашних огурчиков. Меня тоже привлекали к застолью, хотя после ремонта относились с некоторым недоверием. Праздники начинались перед Новым годом и плавно затихали после Дня победы. Остальное время уходило на дни рождения и интенсивную работу. Легко не было, скучно тоже. По ночам в среднем ящике стола мочили анекдоты про клопов рыжие тараканы. Хотя жаловались, что приходится давиться старыми должностными инструкциями и канцелярским клеем, тогда как их родственники на бисквитной фабрике уже не пролазят в вентиляционную решетку.
      За три года я пересек весь отдел, служил всем верой и правдой от Зам. Начальника отдела до дурковатой Светки. На меня грузили все: пухлые папки, подписку за пять лет на «Экспресс-анализ», хозяйственные сумки и саму Светку. Но я служил и дослужился, пока в пятницу вечером не вынесли в подсобку, где плотно прислонили к стене. К другой стене прислонили Петровича – моего нового хозяина. Теперь в ящиках, где лежали документы государственной важности, громыхают флаконы стратегического для Петровича значения. Петрович регулярно, дрожащей рукой наливает себе в стакан, то, что до боли напоминает мне детство в лакокрасочном цехе. Наливал себе, но доставалось и мне. В итоге остатки былого блеска потрескались, облущились, крышку повело и чуть не сорвало. Со временем я сам стал похож на Петровича больше, чем он сам на себя. Но я не очень расстраиваюсь и не теряю еще надежды попасть в музей «Человеческой глупости и коварства». Потому, что знаю очень много: как пишутся законы и приказы, как делается карьера, куда люди прячут свои пороки и как выпячивают свои достоинства. Я, старый канцелярский стол, знаю жизнь изнутри, а вы люди, считающие себя умными, видите лишь то, что лежит на поверхности.

К.Сердюков